Люди не скоро поняли, что случилось, а потому ворам вполне хватило времени, чтобы скрыться, и через полчаса Уилл явился на наше место встречи; мы уселись, как всегда, на травку и вытряхнули все деньги, которых оказалось восемь гиней, пять фунтов и восемь шиллингов серебром, итого в целом четырнадцать фунтов; разделив все на месте, мы в тот же день отправились за новой добычей; однако, то ли успех ударил нам в голову и мы утратили зоркость, то ли не представилось еще одного удобного случая, уж не знаю, только ничего больше мы в этот вечер так и не раздобыли, даже и не пытались.
Такого рода прогулок мы совершали немало, иногда вдвоем, держась на некотором расстоянии друг от друга; на нашу долю выпало несколько мелких удач, но, как я уже говорил, успех так ударил нам в голову, что на мелочь мы не растрачивались, иные были бы и ей рады, но только не мы, нас интересовали бумажники, портфели да звонкая монета.
Следующее наше приключение случилось под вечер в одном из дворов, через который можно попасть с Грейс-Черч-стрит на Ломбард-стрит, где стоит Дом Квакеров; там попался нам один молодой человек, после мы узнали, что он был учеником у суконщика с Грейс-Черч-стрит и, как видно, только успев получить порядочную сумму денег, направлялся с ними к ювелиру на Ломбард-стрит; пока он расплачивался там, отдав большую часть денег, которые были при нем, уже стемнело, и ювелир принялся запирать свою лавку и зажигать свечи. Мы стояли на другой стороне и наблюдали, что он будет делать. Выплатив сполна все, что полагалось, он еще задержался, чтобы получить расписку; к этому времени сумерки совсем сгустились; наконец он покинул ювелирную лавку и вышел прямо в темный двор, держа под мышкой все еще довольно толстую сумку с деньгами; посередине двора идет крытая галерея, в конце которой есть ступенька, и стоит шагнуть вниз, как по левую руку от вас уже и Грейс-Черч-стрит.
«Будь наготове, — говорит мне Уилл, — не мешкай». И с этими словами ринулся на молодого человека и толкнул его с такой силой, что тот, не в силах сохранить равновесие, устремился вперед, попытался устоять на ногах, споткнулся о ступеньку и, словно на крыльях, вылетел уже в другом конце двора, распластавшись на земле головой в сторону Дома Квакеров. Я был наготове и тут же подхватил сумку с деньгами, которая выпала у него из рук, когда он вынужден был спасать свою жизнь, а не деньги. Схватив сумку, я бросился наутек, а Уилл, поняв, что я подобрал ее, побежал назад; когда я находился уже на Фен-Черч-стрит, он нагнал меня, и мы вместе помчались домой. Бедный юноша пострадал от падения только слегка, и все же, как мы потом узнали, доложил своему хозяину, что был сбит с ног сильным ударом дубинки, однако это неправда, потому как ни у меня, ни у Уилла никакой дубинки в руках не было; кажется, хозяин юноши был так счастлив, что это случилось уже после того, как его ученик успел выплатить часть денег (а она составляла более ста фунтов) ювелиру, которого звали сэр Джон Суитэпл, что большого шума из-за своей потери не поднимал; как выяснилось, он лишь предупредил своего ученика впредь быть поосторожнее и не ходить подобными дворами, когда стемнеет. И все-таки истинную причину своего спасения молодой человек угадать не мог, ибо не знал, что мы-то положили на него глаз еще раньше, когда все деньги были при нем, однако для нашей работы то было неподходящее время суток, и потому он оказался вне опасности.
Добыча наша составляла двадцать девять фунтов шестнадцать шиллингов, то есть по четырнадцать фунтов восемнадцать шиллингов на брата, что значительно увеличивало мои сбережения, которые становились уже чересчур солидными, чтоб таскать их все с собой, так что теперь мне только прибавилось забот, как бы их сберечь. Я нуждался в верном друге, которому мог бы доверить их, но откуда у бедняги, выросшего среди воров, возьмется такой друг? Стоило бы мне признаться честным людям, что я владею таким богатством, они бы перво-наперво спросили, откуда оно у меня, да и побоялись бы взять его на сохранение — а что, ежели меня за мои делишки рано или поздно сцапают, ведь тогда и их обвинят в утайке краденого и в поощрении воровства.
А покуда суд да дело, мы еще много удачных вылазок совершили, самого разного свойства, и все же ни разу не попались; однако мой напарник Уилл — к тому времени он уж стал взрослым мужчиной, — окрыленный нашими успехами, ступил на совсем иную стезю преступлений и свел дружбу с шайкой отпетых негодяев, которые готовы были взяться за любое грязное дело.
Уилл был парень что надо, здоровяк да к тому же отчаянный храбрец, спуску никому не давал и готов был на все; я заметил, что он уже ставит себя выше нашего брата, ничтожных карманных воришек, и появляется среди нас все реже. Но вот как-то он приходит ко мне и заводит дружескую беседу, как, мол, идут у меня дела, я отвечаю, что по-прежнему занимаюсь нашим старым ремеслом, что было у меня два-три удачных дельца, одно с молодой женщиной, чей карман я облегчил на одиннадцать гиней, другое — с крестьянкой: она только успела сойти с дилижанса, и я видел, как она вытащила кошелек, чтобы расплатиться с кучером, и последовал за ней, пока не представился удобный случай стянуть его, да так чисто, что, хотя в нем хранилось целых восемь фунтов семнадцать шиллингов, она и не заметила, как их не стало; рассказал я ему про несколько дел, принесших мне славную добычу. «Я всегда говорил, что ты счастливчик, Полковник Джек, — сказал Уилл. — Послушай, ты ведь уже не мальчик, не собираешься же ты весь век играть в бирюльки. Я тут втянулся в одно стоящее дело, ей-ей, стоящее, тебя тоже можно взять на него. Введу-ка я тебя в нашу компанию, Джек, — ребята там все отважные и настоящие джентльмены, вот увидишь».